Письмо в редакцию «Очевидное-невероятное» с Канатчиковой дачи

Дорогая передача,
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
К телевизору рвалась.
Вместо чтоб поесть, помыться,
Уколоться и забыться,
Вся безумная больница
У экрана собралась.

Говорил, ломая руки,
Краснобай и баламут
Про бессилие науки
Перед тайною Бермуд.
Все мозги разбил на части,
Все извилины заплёл,
И канатчиковы власти
Колют нам второй укол.

Уважаемый редактор,
Может лучше про реактор,
Про любимый лунный трактор,
Ведь нельзя же год подряд
То тарелками пугают,
Дескать, подлые, летают,
То у вас собаки лают,
То руины говорят.

Мы кое в чём поднаторели,
Мы тарелки бьём весь год,
Мы на них собаку съели,
Если повар нам не врёт.
А медикаментов груды
В унитаз, кто не дурак,
Вот это жизнь и вдруг Бермуды,
Вот те раз, нельзя же так.

Мы не сделали скандала,
Нам вождя недоставало,
Настоящих буйных мало,
Вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни
Сети есть у нас и бредни,
Не испортят нам обедни
Злые происки врагов.

Это их худые черти
Мутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль
В восемнадцатом году.
Мы про взрывы, про пожары
Сочиняли ноту ТАСС,
Но примчались санитары
И зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек,
Прикрутили к спинкам коек,
Бился в пене параноик,
Как ведьмак на шабаше.
Развяжите полотенце,
Иноверы, изуверцы,
Нам бермуторно на сердце
И бермутно на душе.

Сорок душ посменно воют,
Раскалились добела,
Во как сильно беспокоят
Треугольные дела.
Все почти с ума свихнулись,
Даже кто безумен был,
И тогда главврач Маргулис
Телевизор запретил.

Вон он, змей, в окне маячит,
За спиною штепсель прячет,
Подал знак кому-то, значит,
Фельдшер вырвет провода.
И что ж, нам осталось уколоться
И упасть на дно колодца,
И там пропасть на дне колодца,
Как в Бермудах навсегда.

Ну а завтра, спросят дети,
Навещая нас с утра,
Папы, что сказали эти
Кандидаты в доктора.
Мы откроем нашим чадам
Правду, им не всё равно,
Мы скажем - удивительное рядом.
Но оно запрещено.

Вон