начале марта где-то
Снег сыпал до рассвета,
Но стриженых, без шапок и без шляп,
С фамилией на бирке,
В районы Индигирки
Из камер забирали на этап.

Там было множество мастей,
Улыбок, жестов, новостей,
И посмотреть бы это все со стороны -
Как будто в стареньком кино.
Друзья, не видевшись давно,
Сошлись на встречу после длительной войны.

Начальничек конвоя
В колонну всех по трое
Погнал бегом через тюремный двор,
А у ворот на вышках
Со звездами мальчишки
Заученно проверили затвор.

Один метнулся на "рывок",
Но головой в сугроб кивок,
И тело за ноги в подвал поволокли,
И наплевать теперь ему
На золотую Колыму
И на раскопки крайнесеверной земли.

Но сквозь метели сетку
Не разглядеть "запретку",
Стрелок с винтовкой малость оплошал,
И пуля хоть куснула,
Но сердце обогнула,
Беглец еще прерывисто дышал.

В тюремном лазарете
Хирург при слабом свете
Доставленного сразу же на стол.
Накрашенная ярко
Девчонка-санитарка
Спешила и готовила укол.


Он заключенный - ну и что ж?
Зато собою так хорош!
И сколько смертными статьями не суди,
Но вот уже в который раз
Не оторвать ей робких глаз
От этой сильной забинтованной груди.

В натопленной палате
Под простыней, в халате,
На стенке даже радио поет.
Торопятся недели,
За решеткой звон капели,
Беглец уже и на ноги встает.

И так проходит день за днем,
А сердце девичье огнем:
Знать, для любви решеток нет и нету крыш.
Девчонка шепчет: "Мой родной,
Мне без тебя не жить одной,
Прокуратуре это разве объяснишь?"

И вот апрельский вечер,
Охрана горбит плечи,
Несется санмашина через двор.
Взглянули по привычке:
В кабине - медсестричка,
Работникам - "зеленый светофор".

И что на утро было там!
Хлопот конвою и постам:
Найти ни зека, ни сестричку не могли.
И непонятно, почему
Им наплевать на Колыму
И на раскопки крайнесеверной земли?